Australian and New Zealand Diocese (ROCOR)

24 апреля – 40 дней со дня преставления приснопамятного митрополита Лавра, Первоиерарха Русской Православной Церкви за рубежом. Светлую память о почившем владыке хранят в своих сердцах все чада Русской Церкви: и архипастыри, и пастыри, и миряне. Мы обратились с просьбой рассказать, каким помнится владыка Лавр, к Святейшему Патриарху Алексию II и к ключарю храма святых новомучеников и исповедников Российских в Мюнхене протоиерею Николаю Артeмову.

Святейший Патриарх Алексий II:

– Владыка Лавр был молитвенник. Последний его приезд в Россию состоялся в феврале 2008 года. В день памяти святителя Алексия, митрополита Московского, владыка Лавр участвовал в совершении Божественной литургии. Накануне отъезда в США вся делегация Русской Зарубежной Церкви была у меня в Переделкино, мы трапезовали, обсуждали планы. Трудно было представить себе, что эта встреча – последняя и что Господь так скоро призовет владыку Лавра в Свои вечные обители.

Делом жизни митрополита Лавра стало подписание Акта о каноническом общении Русской Зарубежной Церкви с Московским Патриархатом. Это было великое дело, и владыка Лавр сделал это дело. Когда вопрос о подписании Акта о каноническом общении обсуждался на Зарубежном Всецерковном Соборе, были и резкие выступления, но владыка Лавр не реагировал на это, пребывал в молитвенном состоянии, а когда дело дошло до голосования, то 95 % участников Собора проголосовало за воссоединение. А после подписания Акта 17 мая 2007 года, по словам личного секретаря митрополита отца Серафима Гана, владыка Лавр начал буквально таять на глазах. Но то, что сделал митрополит Лавр, я убежден, будет продолжено.

Наши усилия не ограничились только лишь подписанием Акта о каноническом общении. Наша Церковь истинно воссоединилась. В ноябре прошлого года по приглашению архиепископа Берлинско-Германского и Великобританского Марка я совершил молебен с акафистом перед чудотворным Курским Коренным образом Божией Матери “Знамение». Молящихся было более 400 человек, и я ни на йоту не почувствовал какого бы то ни было элемента разделения, как будто я служил в русском городе, который посетил с архипастырским визитом. И митрополит Ювеналий, вернувшись из Нью-Йорка после погребения владыки Лавра, тоже отметил, что не почувствовал разделения на похоронах митрополита Лавра.

Протоиерей Николай Артемов служит в том самом мюнхенском храме святых новомучеников и исповедников Российских, в котором Святейший Патриарх совершал молебен с акафистом перед чудотворным Курским Коренным образом Божией Матери в ноябре 2007 года.

– Отец Николай, не могли бы Вы поделиться воспоминаниями о встречах с владыкой Лавром.

– С большой радостью. Я чувствую, что Господь приготовил его Чистой седмицей, первыми днями Великого поста, когда он ежедневно совершал богослужения. Потом владыка Лавр занемог и удалился в свой скит, в который мало кто имел доступ. Я там никогда не был, хотя был в Джорданвилле неоднократно. Говорят, что этот скит, даже можно сказать – скитик такой маленький, что мог бы поместиться в любой американской гостиной. Там, в скиту, митрополит Лавр тихо и скончался. Его протодиакон отец Виктор Лохматов, который вместе с владыкой Лавром 50 лет шел по жизни (он совсем молодым пришел в Джорданвилль и прилепился к владыке всей душой), – так вот, отец Виктор нашел его лежащим с заложенными за голову руками, так, как он многократно видел, когда отдыхал владыка, спал. Во сне, очевидно, владыка и отошел ко Господу. Такая мирная, тихая кончина.

Владыка Лавр был тихим послушником Божиим. Я с ним встретился в первый раз на Афоне в 1982 году. Происходило местное прославление великого молитвенника, преподобного Паисия Величковского, и владыка Лавр возглавлял богослужение. Я и от других слышал, что он служит очень спокойно, что у него никогда не было раздражения какого-то. Он сочувствовал тем, кто делал ошибки; и это, и многое другое, свидетельствовало о его укорененности в Церкви. Он глубоко переживал богослужение. А меня тогда на Афоне владыка научил петь Подобны. Потом лет десять я с владыкой не встречался, хотя какие-то контакты были, а потом, мне так помнится, в нашем монастыре преподобного Иова в Мюнхене проходило расширенное заседание Синода РПЦЗ, на котором, конечно, владыка Лавр тоже был. Тогда после заседания Синода он на машине поехал в Словакию, на самый ее восток, в Карпатороссию. Там он родился, там он в одиннадцатилетнем возрасте пришел в монастырь Ладомирово, где подвизались монахи из Почаевской Лавры. Но владыка не смог там стать послушником, он стал рясофорным послушником уже в Америке, в Джорданвилле. Он таким послушником Божиим и оставался всю жизнь – принимал на себя все послушания.

Когда начался процесс воссоединения, мы познакомились ближе. На Соборе 2000 года я должен был выступать с докладом, тему предложил сам владыка Лавр, так как он знал по предыдущим годам мою деятельность.

Владыка всегда всех внимательно выслушивал. Случилось мне быть на одном из заседаний, где высказывались самые разные точки зрения. Длилось оно очень долго, владыка молчал, слушал, и непонятно было, какую же позицию занимает он. Я совершенно не мог представить себе, куда все идет и как все будет. Когда аргументы разных сторон были уже высказаны, и не по одному разу, митрополит Лавр произнес: “Я думаю, мы будем делать так…», – и сказал, как он считает нужным делать. И было ощущение, что решение, которое принял владыка, легко принимается всеми. Ему было совершенно чуждо насиловать чью-то совесть, наседать или, как говорится, “переламывать через колено». Это приводило иногда к тому, что совершенно разные люди думали, что он разделял их позиции, но он не столько разделял или не разделял чьих-то позиций, он разные позиции учитывал. И, во всяком случае, он и своих противников, и противников тех стремлений, за которые он выступал, безусловно, любил и ценил то положительное, что эти люди могли сделать.

Еще пример, очень значимый для меня. На Архиерейском Соборе 2000 года, о котором я уже упоминал, говорили о том, как может развиваться ситуация внутри Русской Церкви (мы всегда себя причисляли к Русской Церкви), как мы будем дальше жить, как раскроется наше единство. Кто-то сказал, что существуют ведь и независимые историки, к которым можно было бы обратиться; и владыка Лавр увидел в этом практическую целесообразность и сказал: “Давайте сделаем это».

Эта его практичность, я думаю, происходила от того, что он был из сельской местности. Владыка был укоренен в русском, точнее карпаторусском, особенном менталитете: сельском практичном и очень-очень коренном; и это он передавал нам, тем, которые этого укоренения сами не имели. В Америке, во Франции или Германии другое восприятие Руси. У него было какое-то древнее восприятие Руси и, как я уже сказал, особая практичность. Владыка видел: вот этот человек способен вот на это, а другой этого не может, он может другое; и его благословение на деятельность было именно силой благословляющей, потому что выявлялось в человеке то положительное, что данный человек может дать.

Многих поразило, что владыка на Всезарубежный Собор мая 2006 года, где решались наши пути, приглашал, используя свое право первоиерераха, людей, категорически не согласных с ним и с теми, кто хотел объединения. Когда я это увидел, мне даже страшно стало, что же там будет, на Соборе? А владыка хотел дать противникам объединения возможность высказаться, не боясь. Его отличала широта подхода к людям, понимание того, что наша общая жизнь – все-таки в единстве, и поэтому он их принимал в этом единстве. Я сам убедился, что он болел за тех, которые так резко отвергали пути, на которые он уже встал, за тех, которые старались его как бы остановить. Владыка Лавр сам резко не действовал. Когда рукополагали у нас в Мюнхене владыку Агапита, викарного епископа владыки Марка в Германии, владыка Лавр возглавлял эту хиротонию; должна была уже быть первая конференция с историками и клириками Московского Патриархата, и мы с владыкой говорили о том, как это будет устраиваться. Я увидел, что владыка считает это нужным и правильным, но переживает за тех, которые тормозят объединительный процесс, и учитывает их промедление. И это была именно забота о них, любовь к ним. Владыка Лавр болел за них, тех, кто был против; он хотел, чтобы все остались едиными и приняли это единство. Может быть, как апостол Павел плакал с плачущими и смеялся со смеющимися, так владыка Лавр в чем-то тормозил процесс нашего объединения с тормозящими и ускорял с ускоряющими, но это был не какой-то оппортунизм, а совсем наоборот: в этом было нечто созревающее, и когда все действительно созрело, тогда он и обозначил свою позицию.

Помню, как на встрече президента В.В. Путина с владыкой Лавром вдруг выяснилось, что владыка Лавр бывал в России, о чем, оказывается, почти никто не знал.

– Говорят, он ездил по России как простой монах, без архиерейской панагии. Так ли это?

– Да, сейчас уже известно, что он отцу Виктору Потапову говорил: “Ты только меня владыкой не называй!», не хотел, чтобы случайно в разговоре проскочило.

Когда президент В.В. Путин рассказывал о своей поездке по русскому Северу, какую радость владыка имел, ощущая, что может поговорить с человеком, знающим церковную жизнь. Выяснилось, что во многих местах, о которых упоминал Владимир Владимирович, владыка Лавр уже побывал и мог рассказать о своих впечатлениях; было видно, что владыку это радует.

Повторю еще раз то, о чем я уже говорил: владыка Лавр умел выявить положительное в человеке, видел, что человек может принести в Церковь хорошего. У него была потрясающая память на церковных людей, он помнил их всех, понимал их, и понимал именно церковно.

Внешне он был такой простенький, говорил очень просто и иногда даже, в последнее время особенно, невнятно (произношение у него было не очень хорошее). Он не был блестящим оратором, и вообще не было у него какого-то внешнего блеска, но он очень внимательно на все смотрел и все запоминал. Он куда-нибудь приходил, и казалось, что он как будто отсутствует, а он все прекрасно видел и определял главное. Ему было даровано практическое деятельное верующее сердце, созидательное церковно. Он ощущал созревание воли Божией в людях, и, благодаря этой тихости, он всему внимал и мог нас в нашей деятельности подвигать и направлять, но так бережно, что ты не мог не ощущать этой любви. И поэтому он как бы ничего особенного не говорил и не делал, а любовь людей вокруг него возрастала. И сейчас эта любовь выплеснулась, и я счастлив, что в России его оценили. Верующие русские люди, почувствовав его живую веру, ощутили его как своего. И это хорошо. Это показывает, что мы живы тем же духом, который руководил им.

– Насколько решение об объединении с Московским Патриархатом зависело лично от владыки Лавра? Если бы он предложил повременить с этим, то объединение могло и не состояться?

– Конечно, если бы владыка Лавр предложил повременить, движение к объединению приостановилось, но многих бы это расстроило. Вот я говорил о противниках, которых владыка приглашал в 2006 году на Всезарубежный Собор, но он и на предыдущих этапах процесса объединения всегда советовался. Он многих выслушивал и наедине, и в большом собрании. До того как приехать в Россию и до того как встретиться с президентом В.В. Путиным, он собрал пастырское совещание, на котором присутствовало более половины клириков Русской Зарубежной Церкви. Там были заняты очень разные позиции, звучали очень разные выступления. Было два совершенно противоположных проекта резолюций. Когда обсуждались проекты этих резолюций, владыка был очень-очень тих, а потом была принята та резолюция, которая была принята. Это потрясающе! У владыки Лавра была потрясающая внутренняя послушность воли Божией. Я уже говорил, что он был послушником Божиим. А быть послушным – это значит еще и слышать других. Это то, чего сегодня так не хватает и в семейной жизни, и в работе, везде. Принять волю другого человека ради Христа – это трудно. Наше противление и полагает препятствия в нашем делании. Мы не верим, что если уступим другому, то может получиться лучше, чем сами думаем, что Бог поможет и чудо сотворит между нами во взаимном приятии.

– Как относился митрополит Лавр к прежнему первоиерарху РПЦЗ митрополиту Виталию (Устинову), особенно после того как от его имени прозвучали заявления о возвращении его на престол первоиерарха?

– Мы владыку Виталия хорошо знали, и мы понимали, что с ним происходило, поэтому отрицательно к нему было относиться просто невозможно. Он был чрезвычайно энергичный, деятельный, прямолинейный человек. Но к этому времени у него совершенно ослабела способность к действию, а по характеру он оставался таким же, как и прежде. Православная Церковь почитает своих старцев. Но владыка Виталий в тот момент уже не понимал ситуацию правильно, его вводили в заблуждение. Когда ему сказали, что он давал противоречивые указания, и он убедился в этом, он сказал: “Братья, я управлять не могу!» – и попросился на покой. А потом другие стали пользоваться его забывчивостью, стали давать ему неправильные лекарства.

Как к этому мог относиться владыка Лавр? Он мог только соболезновать и понимать. Для него это был крест. Когда первоиерархом избрали владыку Лавра, митрополит Виталий выступил сразу, обещал ему свою поддержку, сказал слово очень прочувствованное. Потом все изменилось. Ситуация, которую пришлось владыке Лавру пережить, была трагическая. Но с другой стороны, мы же не организация какая-то. Мы – Церковь, а Церковь – это Тело Христово, а в Теле Христовом самое главное – любовь. Если человек в такой немощи находится, можно только сожалеть, что он попал в руки людей, которые это используют, и молиться о нем, поэтому именно владыка Лавр совершил и отпевание владыки Виталия. Когда владыке Лавру дали на рецензию статью о митрополите Виталии для “Православной энциклопедии», то он попросил ту часть, которая описывает эти негативные моменты, все-таки убрать. Он не хотел, чтобы оставалась какая-то оскомина, считал, что об этом расколе лучше не вспоминать.

– Часто ли бывал владыка Лавр в вашей епархии, в храме, в котором Вы служите?

– Он был у нас на рукоположении владыки Агапита в мае 2001 года, затем в мае 2003 года он был у нас на заседании Синода. Он также освящал у нас придел. В 2003 году во время работы Синода принесли в наш храм икону, которая сильно мироточила в этот день у дочери одной из наших активных прихожанок. Икону Божией Матери положили в храме, владыка Лавр приложился и сказал, что благоухание такое же, какое исходило от мироточивой Монреальской Иверской иконы.

– Как владыка Лавр молился за богослужением?

– Трудно об этом судить “со стороны». Владыка просто стоял ровно, спокойно, тихо. Его молитва внешне никак не проявлялась, не было какой-то экзальтации и экстаза.

Вокруг него всегда было спокойно, при нем можно было не бояться, не трястись. Он понимал твои трудности, понимал, что тебе действительно сейчас нелегко. Подойдет так и просто возьмет за руку.

Вспоминаю освящение придела в нашем храме. Было много архиереев, священников, прихожан. Массу людей надо было увидеть, все организовать. А он был такой покоящийся центр. Спокойный взор. Спокойный, но много видящий…

И еще он любил узнавать людей, часто говорил: “Да, я его знаю!» Это такая радость была понимать, что он носит тебя в сердце.

Дмитрий Сафонов
Православие.ру

Source: Synod of Bishops