Australian and New Zealand Diocese (ROCOR)

– Отец Михаил, расскажите немного о своей семье.

– Я родился в городе Якиши, недалеко от границы Китая с Россией, в Северной Маньчжурии. В этом городе была православная община, которую окормлял отец Антоний Яков. Впоследствии, во время «культурной революции», он был убит китайскими коммунистами. Можно сказать, что я и родился в церковной ограде. Мои родители работали в храме, выполняли даже послушание старост. Так вот, моя мама просто не успела доехать до больницы и родила меня прямо на ступеньках храма. Когда мне был годик, мои родители, взяв меня и старшего брата, перебрались в Австралию. Там тогда была довольно большая русская община, особенно много людей было собрано вокруг храма Покрова Пресвятой Богородицы в Кабраматте. Правда, в те годы он еще только строился, и я помню, как мы ходили в старую церковь – маленькую-маленькую церковку. Руководил всем и всеми прекрасный священник – батюшка Ростислав Ган. Его очень уважали и любили. Был он по-настоящему духовным человеком. Под его мудрым пастырским попечением проходили мои первые детские годы. Он возглавлял также нашу русскую школу, куда мы ходили на учебу каждую субботу. Наставником он был довольно строгим. Помню, за плоховато выученный Символ веры взыскивал, невзирая на то, что мы учились только во втором-третьем классах. Всегда требовал исправно выполненной домашней работы… Но я убежден до сих пор: воспитывал он нас, несмышленых, еще некрепких в вере детей, правильно. К тому же, строгость неизменно сочеталась в нем с хорошим настроением, бодростью духа. Знаете, с его лица никогда не сходила добрая улыбка. Он меня научил читать по-церковнославянски, нашел для меня учительницу – будущую игумению Варвару, на рубеже 1980–1990-х годов возглавившую Елеонскую обитель.

– Это ведь обитель на Святой Земле?

– Да, на Святой Земле. А в конце своей жизни матушка Варвара вернулась в Австралию, в родной приход, где и дожила свои последние годы, служа Господу и людям.

– Не могли бы поделиться самыми яркими воспоминаниями о воскресной школе?

– У нас тогда не было воскресной школы в привычном понимании – была русская школа, занятия в которой проходили по субботам. Уроки закона Божия представляли собой интереснейшие поучительные беседы со священниками. Так мы изучали основы нашей православной веры. Разумеется, преподавание шло на русском языке. И в связи с этим возникало немало трудностей, ведь своего языка вне стен школы мы не слышали. К сожалению, для многих он переставал быть родным, так как мы росли в англоязычной среде. И надо сказать огромное спасибо моим родителям: они старались с нами говорить дома только по-русски; сколько могли, помогали с домашними заданиями, хотя сами были не слишком искушены в грамоте. Мама закончила лишь два класса русской школы, а у папы вообще нет никакого образования. Вместе с тем родители много сделали для нашей русской школы. Мама не один год возглавляла родительский комитет. Да они и до настоящего времени очень деятельные члены русской общины в Сиднее. Мама является председателем Русско-китайского миссионерского общества, а папа помогает мне.

– Как была организована сиднейская русская школа, в которой вы учились?

– Наша школа работала очень слаженно. Она включала в себя десять классов – полный курс. Преподавались все необходимые предметы: русский язык, история, литература, география. Притом закон Божий, конечно, стоял на первом месте.

– А кто у вас преподавал закон Божий?

– Первые годы закон Божий нам преподавал отец Ростислав Ган, затем отец Михаил Клебанский, а впоследствии иеромонах Алексий (Розентул) – сейчас он уже архимандрит, настоятель Преображенского монастыря. Великолепными педагогами, воспитателями были и светские преподаватели. Вот вспомнил сейчас Ирину Ивановну Рязаеву, Валентину Александровну Сидорову – они очень много потрудились для нашей школы. Все уроки имели не только сугубо предметное содержание – в них была заложена крепкая моральная и религиозная основа. То есть нас воспитывали в православном духе. Еще мы ходили в обычную государственную школу, где первое время тоже преподавался закон Божий (сейчас этот предмет есть только в частных учебных заведениях). Я хочу подчеркнуть: наши учителя были строги, но они были замечательными методистами, они сумели привить нам интерес к своим предметам, побудили к глубокому, вдумчивому их освоению. В самой большой степени это касается Священного Писания, особенно Нового Завета. Я с большим интересом, ревностью относился к школьным урокам. Многие из них проводились в игровой форме. Так вот, я довольно часто выигрывал всякие призы.

– Сколько православных детей обучались в государственной школе в то время? И возникали ли разногласия на религиозной почве?

– Православных учеников было не так много, но в нашей школе обучались русские, сербы, греки… При этом мы никогда не держались особняком и с удовольствием общались со всеми своими сверстниками, которые исповедовали самые разные религии, а иногда и вовсе были атеистами. Дружим мы до сих пор. У некоторых я стал кумом. Понятно, что в государственной школе, несмотря на то, что там работали идеальные воспитатели, было много искушений, но я уже с раннего детства выбрал свой путь, а потому многие идеи, которые разделяли мои сверстники, я без сожаления отметал. Да, мы жили в чужой стране, но у нас была довольно сильная русская община, и мы каждые выходные собирались все вместе, держались сплоченно. Мои самые близкие друзья были русскими, православными ребятами. И пусть мы не дистанцировались от окружающего мира, но вели жизнь, которая, конечно, отличалась от жизни наших австралийских товарищей и их семей. Я занимался спортом, были у меня и иные вполне обычные для любого юноши занятия, но я не слишком увлекался духом этого мира, старался все-таки жить по-православному. С детства мы научились поститься, отмечать все праздники. И в школе об этом знали. И, как правило, очень уважительно относились к тому, что мы живем по-своему. Наша местная государственная школа гордится тем, что среди ее выпускников много священнослужителей Зарубежной Церкви, как, например, епископ Гавриил (Чемодаков), его брат протоиерей Никита, мой брат протоиерей Владимир Бойков, протоиерей Гавриил Макаров и другие.

Не могу не сказать и о том, что все мы тогда, будучи оторванными от своей Родины, ждали освобождения России от гнета коммунистической идеологии. Не скрою, сейчас я смотрю на многие вопросы, которые мы тогда оживленно обсуждали, несколько иначе. Но мы были очень молоды и излишне горячи – и нас трудно осуждать. Мы оценивали то, что происходило в тогдашнем Советском Союзе, исключительно критически и весьма скептически относились к так называемой «красной Церкви», поскольку у нас не было возможности ознакомиться с истинным положением вещей в России. Да, наверное, это был односторонний, неверный подход, но он нас объединял, держал вместе, мы имели одну цель – сохранить «русскость» для будущих поколений. Сохранить, чтобы передать нашим детям русскую православную веру, культуру, бытовой уклад.

Так шло время, мы подросли.

– Что вспоминается из того времени?

– Подчеркну еще раз: все мы окормлялись в одном большом Покровском приходе, и на нас очень сильно повлиял отец Ростислав. Когда мне было 7 лет, батюшка благословил меня прислуживать в алтаре, и я с большим трепетом относился к своему послушанию. Он научил меня любить храм, научил любить церковное чтение и пение. Он заложил первое – самое главное – основание для моего дальнейшего служения. Когда мне было 11 (в 1975 году), он скончался, и на наш приход был назначен священник Михаил Клебанский. Знаете, я пришел тогда домой и объявил маме, которая что-то гладила, что после смерти отца Михаила я готов занять его место. Вот такое наивно-простодушное детское высказывание. Но именно тогда я окончательно решил, что буду служить Церкви. И я не перестаю благодарить Господа, что этот мой выбор был поддержан моими наставниками: отцами Михаилом Клебанским, Алексием (Розентулом), Никитой Чемодаковым, Николаем Ганом… Они были молоды, и в них по праву видели надежду нашей Церкви. Они очень много сделали для того, чтобы юные прихожане укрепились в вере. Они, не жалея себя, проводили беседы, встречи, организовывали съезды. Батюшки были чрезвычайно открыты, доступны, говорили на понятном для молодых людей языке, но их слова и служение были проникнуты сдержанностью, строгостью, истинным благочестием. И это самые главные впечатления конца 70–80-х годов прошлого века.

– Известно, что в то время очень много молодых людей выбрали для себя духовное образование. Как вы думаете, почему?

– Действительно, в наше время резко возрос интерес к духовному образованию. Мощным толчком, безусловно, послужило наше общение с молодым духовенством. Они и благословляли на обучение в семинарии. Так в Джорданвилле оказались Георгий Чемодаков (будущий епископ Гавриил), Гавриил Макаров, Алексей Городилов, Петр Шеко, Николай Ротенко и Марк Эриксон. Потом приехал Георгий Лапардин из южно-австралийского города Джилонга. Затем еще и мой брат Владимир приехал, приехали Даниил Метленко, Федор Семенов и другие ребята. Вообще в семинарии тогда было много австралийцев; мы держались несколько обособленно, очень гордились, что мы все из одной страны, а главное – все хотели вернуться в Австралию. Мы друг друга поддерживали и жили довольно дружно. Я поступил в семинарию сразу после окончания средней школы. Но перед этим решил посетить свою Родину – Россию, тогда Советский Союз. Потому что тогда думали, что с американской визой – а Джорданвилль, где расположены монастырь и семинария, находится, как известно, в США – так вот, думали, что с американской визой меня потом вряд ли пустят в СССР. Итак, из Австралии я прилетел в Советский Союз, пробыл здесь два месяца. Это было в 1983 году, страной руководил тогда Юрий Андропов. Мне выдался счастливый шанс посетить разные святые места, словом, я совершил настоящее паломничество. Молился во всех лаврах, кроме Почаевской (там я побывал совсем недавно). В Троице-Сергиевой лавре я познакомился с иеромонахом Евстафием, который позже стал епископом Читинским, – он очень помог мне тогда. Неизгладимое впечатление произвели на меня Александро-Невская лавра, святыни Киева, Пскова, Новгорода. Узнав Россию поближе, я беззаветно ее полюбил. Ну, а затем поступил в семинарию, неплохо там учился, хотя, наверное, мог проявлять и большее прилежание.

– Но вы же были первым в классе?

– Да, я закончил семинарию в числе лучших, но тогда все же главным для меня была интересная, насыщенная семинарская жизнь. При этом, не скрою, я достаточно трудно привыкал к новым условиям.

– В чем состояли ваши семинарские послушания?

– У нас были тяжелые послушания. Так, вначале я работал на кухне, помогал отцу Прокопию: вставать приходилось в 4 утра каждый день. Занятия наши длились четыре часа – с 8 до 12, затем обед, далее – снова послушания. Наряду с кухней я работал в столярной мастерской, где научился делать киоты, надгробные кресты и даже гробы. К тому же у меня было огромное желание научиться иконописи (первые навыки я приобрел еще в Австралии). И в Джорданвилле я стал питомцем отца Андрея (Эрастова), талантливого изографа. Спустя некоторое время он показал мои работы отцу Киприану (это самый известный зарубежный иконописец), и тот благословил, чтобы я работал в иконописной мастерской постоянно.

Свои каникулы, в том числе и летние, я обычно проводил в семинарии, хотя несколько раз все же приезжал в Австралию. Летом мы занимались хозяйством. Оно было большим: много коров, бескрайние поля. Так что проходилось и картошку собирать, и сено косить. Но были и развлечения – рыбалка, например. Часто ездил я в Нью-Йорк, так как там служил мой первый семинарский духовник – иеромонах Иларион (сейчас митрополит, глава Русской Православной Церкви Заграницей). Хотя вскоре после моего прибытия в монастырь его хиротонисали во епископа Манхеттенского, но мы не потеряли с ним связь, с удовольствием навещали его. Он очень тепло относился, да и относится к семинаристам. Так началась наша многолетняя дружба.

– В каком храме вы начали свое служение?

– Сначала я, как и полагается, женился – в 1989 году. Нас венчал архиепископ Павел (Павлов), и спустя месяц после свадьбы мы с женой поехали в Америку. Там владыка Лавр, будущий митрополит, меня рукоположил в диакона. Я очень рад, что именно он совершил надо мной мою первую хиротонию, так как он стал для меня за семинарские годы добрым наставником и дал мне немало мудрых советов, в том числе связанных с поприщем священнослужения. Затем владыка Павел рукоположил меня в священники. Сперва хотели меня назначить в Ньюкасл, где в то время очень активно развивалась православная община. Но было все-таки решено оставить меня в Кройдоне, и я нес послушание ключаря Крестовой церкви. Одновременно с этим служением я служил в самых разных местах и в свое время был настоятелем в Ньюкасле и в Окланде. После кончины владыки Павла, митрополит Виталий благословил меня стать секретарем Сиднейской и Австралийско-Новозеландской епархии. Кроме того, я почти двадцать лет являюсь секретарем (а иногда и председателем) духовного суда, работал в церковно-благотворительных обществах и заведовал свечным заводом.

Что касается нашего прихода, то жизнь на нем всегда была спокойная и дружная. И когда мне приходится по послушанию епархиального секретаря надолго отлучаться, то я очень скучаю по своему приходу, по нашим прихожанам и, конечно, по нашей главной епархиальной святыне – Ахтырской иконе Пресвятой Богородицы. Кстати, эта та самая чудотворная икона, которая явилась в 1739 году близ города Ахтырка в Харьковской губернии и которая по воле Божией, побывав в Бразилии и Нью-Йорке, оказалась теперь в Сиднее.

– Расскажите, где еще, кроме Австралии, вы служили?

– Мне приходилось служить в Новой Зеландии, Северной и Южной Америке. В качестве секретаря владыки Илариона и епархиального секретаря я посетил очень много стран, не раз бывал в России. В связи с послушанием, касающимся имущественных вопросов, немало времени провел в Окланде. Вообще-то административная работа мне не очень нравится, но кому-то надо ее делать. Совмещать секретарские обязанности с пастырским служением непросто… И в какой-то момент я вообще по личным причинам отказался от канцелярской работы. На протяжении нескольких лет я полностью сосредоточился на работе на свечном заводе при монастыре «Новое Шамордино», где работал в одиночестве – с утра до вечера. Сама обитель находится за городом, а свечной завод располагается на территории тамошнего мужского скита. Сейчас там усилиями иеромонаха Иоакима возобновляется монашеская жизнь, строится новый храм. Так вот, я туда приехал и спокойно, в одиночестве трудился. Именно в этом скиту у меня появилось время на долгие размышления, на сосредоточенную молитву.

– Поддерживаете ли вы связи с церковными деятелями в России?

– Да, конечно. Вот, например, в 2003 году на пастырском совещании я познакомился с архимандритом Тихоном (Шевкуновым), но наше общение тогда было поверхностным. Позже, на праздновании 40-летия архиерейской хиротонии митрополита Лавра, мы долго говорили. А потом и подружились. Среди тем наших тогдашних бесед была и семинария, которой руководит батюшка, а также возможность стажировки для зарубежных студентов.

– Возвращаясь к вашим семинарским годам, хотелось бы узнать, чему были посвящены ваши научные работы?

– Мои работы были довольно легкими. Так, например, я переводил учебник по истории Церкви с русского языка на английский. Согласитесь, это не сложно.

– Каким вам видится будущее Русской Православной Церкви Заграницей?

– Уверен, у Зарубежной Церкви большое будущее, и на место старых прихожан, которые жили очень совестливо и делали все возможное, чтобы сохранить свою веру, язык, быт в чужой земле, должно прийти новое поколение. И вот им-то, молодым людям, следует серьезно задуматься, как жить дальше, чем заниматься. Мне бы очень хотелось, чтобы Зарубежная Церковь стала ярким маяком для западных иноверцев и атеистов. Поэтому основной нашей задачей я считаю просвещение людей, возращение их в лоно Матери-Церкви. Чтобы этого достичь, мы, православные священнослужители и обычные прихожане, должны жить примерным образом, должны неукоснительно исполнять заповеди Божии и не делать ничего халатно.

– Отец Михаил, хотелось бы услышать от вас напутственные слова в адрес учащих и учащихся Сретенской духовной семинарии.

– Семинаристы – это особый, необычный народ, ведь они стремятся служить Богу. Но на их пути встречается много искушений. И учащиеся духовных школ должны быть твердыми в своих решениях, серьезно оценивать свои поступки, взвешивать слова. Им необходимо понимать: если служить Богу, то служить всем сердцем, всей душою. Осознав это сполна, можно преодолеть все искушения. Желаю также, чтобы ребята учились прилежно, с интересом и не тратили время понапрасну. Не надо мечтать о будущем – оно само придет в свое время, не стоит грезить и о великих свершениях. Нужно уже сейчас начинать с маленьких дел. И Господь каждому даст по его силам. Ни в коем случае нельзя гордиться, кичиться своим служением. Потому что тщеславие и гордость – самые коварные враги священнослужителя. Кроме того, нужно с почтением и благодарностью относиться к своим наставникам, к учебному заведению, в стенах которого молодые люди получают не только обширные знания, но и бесценный духовный опыт. Знаете, я неоднократно по окончании семинарии, которая до сих пор остается для Зарубежной Церкви главным местом обучения будущего духовенства, ездил в Джорданвилль, чтобы навестить владыку Лавра и подзарядить, так сказать, свои духовные батарейки. И всякий раз мне это давало необычайное утешение, так как мне там всегда было очень хорошо, там все пронизано православным духом, ведь эту обитель держали старые монахи, которые сумели сохранить традиции русской церковности, благочестия. В последние годы многие из них отошли ко Господу… Семинаристам я бы пожелал любить свое служение, как любили его они, поскольку они понимали, что оно является благодатным трудом на Христовой ниве.

С протоиереем Михаилом Бойковым
беседовал Симеон Первухин
05/11/2009

Source: Synod of Bishops